wmj.ru
Опубликовано 18 августа 2006, 04:00

Круиз с магнатом

Триста тысяч долларов — такова цена за десятидневный круиз на "Кристина О", яхте, принадлежавшей "Золотому Греку" — Аристотелю Онассису, самой большой, самой роскошной и самой уродливой (по отзывам профессионалов).
Круиз с магнатом
Круиз с магнатом

Круиз с магнатом

Круиз с магнатом

Круиз с магнатом

Триста тысяч долларов — такова цена за десятидневный круиз на "Кристине О", яхте, принадлежавшей Золотому Греку — Аристотелю Онассису, самой большой, самой роскошной и самой уродливой (по отзывам профессионалов). Здесь, а не на суше, во дворцах и пентхаусах, он жил, здесь принимал гостей — Уинстона Черчилля, египетского короля Фарука, Марлен Дитрих, Грету Гарбо, Мэрилин Монро, Элизабет Тейлор. Здесь воспитывал детей, заключал контракты, обнимал чужих жен и закатывал скандалы, здесь встретил свою истинную любовь и здесь же предал ее… Сто метров, тридцать пассажирских кают, девять лет…

Роман Аристотеля Онассиса и Марии Каллас развивался в соответствии с канонами античной драматургии. Сначала встреча, опалившая обоих героев внезапной, словно солнечный удар, страстью. Затем фатальное, всепоглощающее чувство. Чуть позже — непреодолимые препятствия: интриги, пересуды, честолюбие, деньги. И наконец — кульминация с произнесенным вслух проклятьем и закономерный, предопределенный законами жанра финал. И все это — на одной и той же сцене, покачивающейся на соленых волнах. На ониксовых лестницах и обтянутых китовой кожей диванах. Высокая трагедия. Банальная лав-стори.

До встречи с ней он говорил: "Даже получать удовольствие ты должен с коммерческой выгодой для себя"; "Если бы не было женщин, все деньги мира ничего бы не значили"; "Труднее всего было заработать первый миллион долларов"… Он был не прав. Труднее всего оказалось любить Марию Каллас. Ее можно было целовать на борту яхты, затерявшейся в бархатной непроницаемости черной греческой ночи. Или подарить ей усыпанную бриллиантами и рубинами "валентинку". А потом поколотить ее сгоряча, зная, что за криками и оскорблениями последует сладостное примирение с объятиями, безумием признаний и полным растворением друг в друге… Но хотел ли он сделать ее счастливой?

До встречи с ним она говорила: "Я работаю, поэтому я существую"; "Почему я должна стыдиться, что получаю за концерт больше, чем президент Эйзенхауэр за целый месяц? Ради бога, пускай поет!"; "У меня нет соперниц. Когда другие певицы будут петь так, как я пою, играть на сцене так, как играю я, и исполнять весь мой репертуар, тогда они станут моими соперницами".

Нашлась соперница, которая не пела, но зато умела уводить чужих возлюбленных, и она, взяв за руку ее Аристо, отправилась с ним под венец. После чего приме оставалось только стариться, набирать килограммы, объедаясь пирожными, и кричать в пустоту парижской квартиры: "Он заплатит мне за это! Оба они заплатят!" Виноваты были оба. Не виноват был никто. Так сложилась жизнь …

Дива высокой трагедии

Она всегда знала, что не нужна в этом мире никому. Людей притягивали ее слава, деньги и связи. Все что угодно, только не она сама. Так было всегда. Отец, который перевез семью из Греции в Америку как раз накануне Великой депрессии, занимался поисками средств на жизнь. Мать, мечтавшая о сыне, не подходила к новорожденной дочери несколько дней. После, когда Мария — толстая, близорукая, помешанная на опере девочка — часами просиживала возле патефона, мать раздражалась. Лишь когда божественный голос дочери оценили другие, начала мечтать: "Кто знает, может, моя малышка придет на смену Дине Дурбин и станет сниматься в кино..." и, оставив в 1937 году мужа, повезла Марию обратно в Грецию — поступать в консерваторию.

Муж, итальянский промышленник Джованни Батиста Менегини, с которым Каллас познакомилась в 1947-м во время гастролей в Вероне, был на тридцать лет старше и до такой степени безразличен к музыке, что умудрялся засыпать под пение супруги. Он просто поставил на талант и чертовскую ра