wmj.ru
Опубликовано 03 марта 2007, 03:00

Вьетнам. Четыре икса

Хайфон, Ханой, Хюэ, Хойан. Четыре "Х". Четыре города, непохожих друг на друга, многоликих и пестрых. Где живут католики, буддисты и атеисты. Где смешались восточные традиции, социалистические лозунги и западные законы бизнеса. Четыре места, где нужно побывать всем, кому нравится жить в эпоху перемен.
Вьетнам. Четыре икса
Вьетнам. Четыре икса

Вьетнам. Четыре икса

Вьетнам. Четыре икса

Вьетнам. Четыре икса

Хайфон, Ханой, Хюэ, Хойан. Четыре "Х". Четыре города, непохожих друг на друга, многоликих и пестрых. Где живут католики, буддисты и атеисты. Где смешались восточные традиции, социалистические лозунги и западные законы бизнеса. Четыре места, где нужно побывать всем, кому нравится жить в эпоху перемен

Хайфон. Фиеста
"В воскресенье, ровно в полдень, фиеста взорвалась. Люди прибывали из деревень все утро… Крестьяне собирались в винных лавках подальше от центра. Там они пили, готовясь к фиесте. Они столь недавно покинули свои равнины и горы, что им требовалось время для переоценки ценностей. Они не могли сразу решиться на цены в дорогих кафе. В разгар фиесты им уже будет все равно, сколько платить и где покупать"*.

*Эрнест Хемингуэй "Фиеста"

Я иду в храм к утренней службе и слышу их пение, раздающееся из окрестных баров. Вьетнамцы обожают петь. Особенно когда выпьют. Дополнительный штрих к картине российско-вьетнамской дружбы. Мы их понимаем. Особенно когда выпьем. Больше всего вьетнамцы любят караоке. Оно, караоке, повсюду — дома, в отеле, ресторане, кафе. Набор самый простой: телевизор и видеомагнитофон "Вьетроник", пара микрофонов и хорошее настроение.

Поют вьетнамцы все больше душевные лирические песни. Слушаешь и думаешь: не иначе как о любви. Ан нет. Сплошь и рядом встречается кулинарно-патриотическая тема. Есть песня о девушках из провинции Бак Нынь, которые так вкусно готовили, что ни один мужчина не мог проехать мимо, не остановившись на ночлег (кстати сказать, провинция Бак Нынь действительно славится своей кухней). Или песня "Зажигай огонь!" о находчивых партизанских поварихах. Чтобы американские пилоты не заметили дым от костров, девушки рыли специальные траншеи. Дым уходил в сторону, и бойцы вьетнамской армии обедали в безопасности. Но я отвлекся.

В храме многолюдно — вспоминают покровителя района До Сон, центра праздника. Дымятся огромные ароматические спирали, подвешенные к потолку. Легкий ветерок играет бумажными записками с просьбами верующих: помочь зачать ребенка, исцелить от склероза 90-летнего дядю, наказать вредного соседа. Бритый наголо монах равномерно бьет в огромный медный гонг, и с каждым ударом толпа склоняется в едином поклоне.
Выйдя из храма, я сталкиваюсь с живописной процессией, направляющейся к арене для боя буйволов. Возглавляет шествие хмурый дед с белоснежными бровями. Он явно не успел пропустить с утра стаканчик рисовой бражки и пока не совсем ладит с окружающим миром. Зато идущие следом бабули весело сверкают чернозубыми улыбками. Ускользающая красота: вьетнамские женщины уже давно не красят зубы черной краской.

Я двигаюсь следом. Вокруг арены почти нет свободных мест — на праздник съехалось пол-Вьетнама. Повсюду устроены импровизированные пикники. Торговки с корзинами на головах разносят бань куон — вьетнамские блинчики из рисовой муки. Тонкие, как бумага, почти прозрачные, они источают восхитительный аромат, и рука сама тянется за десятью донгами. Торговка неспешно смазывает блин маслом, кладет начинку — мелкорубленую свинину, грибы, овощи, зелень, обильно посыпает все перцем, затем заворачивает блин конвертиком и, обмакнув его в рыбный соус, протягивает мне. В придачу я получаю пиалу с рисом. Укус — и во рту начинает разгораться огонь, но я быстро гашу его рисом. Фантастика! Вновь подношу блинчик ко рту, свежемолотый перец попадает в нос, и я чихаю. "Ком бой!" — смеется торговка. "Будь здоров" значит, а дословно — "соль с рисом". "Кам ын", — отвечаю я, утирая слезы. &lt